Серия полотен Евгении Мальцевой «Жестокость» — это высказывание о невозможности быть человеком без страданий. Вечный разлом и раскол личности, возникающий при столкновении с жестокой реальностью бытия, рождает в нас человечность. Мировоззрение Мальцевой близко к древней трагедии, прославляющей героя, который принимает вызов безжалостной судьбы и сопротивляется ей, хотя понимает бессмысленность этого. Заглядывая в глубины человеческой природы, художница вдохновляется драматургией древней скульптурной пластики, которую она трактует как воплощение конфликта между дионисийским и аполлоновским началами.

Работая над «Жестокостью», сама Евгения напоминает древнюю Пифию, произносящую несвязные пророчества в состоянии творческого транса. Следуя божественному дару предвидения, она позволяет себе спонтанность художественной речи. Художница полностью отдается власти энергий, овладевших ею, и они начинают управлять ее рукой с кистью. Импульсивные движения кисти постепенно разжигают огонь линий и цветовых пятен, которые чудесным образом превращаются в живые, дышащие формы. Краска, растекающаяся по поверхности холста, превращается в мерцающие образы-пророчества, складывающиеся в драму человеческой судьбы. В этих вспыхивающих видениях что-то угадывается, узнается, а что-то остается скрытым. Евгения Мальцева открывает «Жестокость» своим автопортретом. Это единственная работа в цикле, излучающая спокойствие и расслабленность. Как камертон, он позволяет измерить силу отчаяния человека в других полотнах серии. Нежная, вялая интонация автопортрета читается как олицетворение искушения или опьяняющей женской красоты, способной увлечь мужчину в водоворот любовной страсти и разрушить его. В цикле «Жестокость» мужские торсы охвачены состоянием рокового восторга, в котором сочетаются неукротимая чувственность и крик безысходности. Страсть, заключенная в телесной оболочке, метается и заставляет человека страдать. При этом персонажи картин Мальцевой, преодолевая боль, героически продолжают сопротивляться натиску дионисийской энергии, хотя уже понимают, что не смогут избежать судьбы...

Мерцающие, извивающиеся формы напоминают античные статуи с поврежденными частями тела — подобно знаменитому Торсу Белведерскому. Они одновременно прекрасны и изуродованы. Их целостность нарушена, а значит, нет покоя. Отсечение частей тела — любимая художественная техника Евгении Мальцевой. Тело словно разрывается от невозможности выразить свои эмоции, чувства и боль. Изломы, сколы и разрезы воспринимаются эмоционально как раны, нанесённые не столько телу, сколько душе. В «Жестокости» раненое тело — метафора раненой души. Сгорбленное тело будто пытается противостоять ударам и стрелам жестокой судьбы. А напряжённые мышцы и сухожилия завязаны в неразрешимый гордиев узел судьбы.