Картина "OPERATOR OF KALEIDOSCOPE. OPENING THE DOOR"

(Артикул: OM-202577-273)

Иллюстрации к авторскому сборнику стихов "Оператор Калейдоскопа". 

ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА

«КАЛЕЙДОСКО^/П, -а, м.  Оптический прибор, в котором можно наблюдать быстро сменяющиеся разнообразные цветные узоры».

(С.И. Ожегов, Словарь русского языка)

Здесь: символ глубокого созерцания несметных сокровищ непрестанно вращающейся Вселенной; олицетворение «пассивного» начала Бытия – невовлечённого, беспристрастного Божественного Духа, наблюдающего из сумерек зала грандиозное действо на сцене театра под названием Мироздание.

«ОПЕРА^/ТОР², -а, м (спец.).  Лицо, осуществляющее какие-н. производственные процессы, операции (название входит в состав сложных слов, напр. звукооператор, кинооператор)».

(С.И. Ожегов, Словарь русского языка)

Здесь: символ творческого осмысления этим самым «лицом» процесса своего присутствия в пространстве и времени; символ «активного», созидательного начала Всепроникающей Энергии Космоса, явленного посредством человеческого существа.

Всё вместе – ОПЕРАТОР КАЛЕЙДОСКОПА – вдохновенное, творческое, созидающее созерцание; Божественный Дух, удовлетворённо, неустанно и неотступно созерцающий повсеместное, беспрерывное творчество своей собственной Созидательной Силы, – т.е., состояние, к которому стремлюсь всем своим существом и существованием, и желаю помочь устремиться всем, кто того пожелает.

Вот краткое изложение смысла, вложенного в название книги, содержание которой это название, собственно, и подсказало. И хотя сомневаюсь, что это как-то поспособствует формированию положительного мнения о моих «сочинениях», признаюсь честно и сразу: вымысла в них нет ни единого слова. Притом, что – хотя бы в память о пылкой просьбе одного из героев Набокова быть верным только вымыслу – против него, равно как и всех его синонимов, ничего принципиального не имею.

Просто так получилось.

Ведь, как мне, дилетанту, видится, для сколь-нибудь успешного художественного вымысла необходим, по меньшей мере, хоть какой-то художественный замысел. Но, когда на всякого рода и качества подвернувшиеся под руку клочки сверхтерпеливой бумаги стали, как влага из воздуха, выпадать из моего бытия стихоподобные выражения душевного состояния, на какой-либо замысел для вымысла не было и намёка. К тому же, непоколебимая, на тот отрезок жизни, уверенность, что сочинять стихи после Ахматовой, Бродского, Волошина, Пастернака… занятие не просто бессмысленное, но чуть ли не кощунственное, как Вы понимаете, никак не способствовала развитию здорового зародыша в семенах творческого честолюбия. (К слову сказать, они и посейчас, хоть и проклюнулись, выглядят довольно чахло.)

Вот почему я нисколько не постеснялся своей «богохульной дерзости» вдруг, ни с того ни с сего зарифмовав живописные впечатления от созерцания чудес первого ноябрьского снега, как не стеснялся петь в ванной под душем песни «Beatles» и «Машины времени». И пусть швырнёт в меня солёным помидором, кто проживёт без этого греха! Вот если бы я с этаким репертуаром, со своими ушами, хранящими отпечаток медвежьей неаккуратности, из ванны да прямёхонько на сцену… И что тогда? Ничего страшного, как выяснилось! Вернулся за кулисы под одобрительные аплодисменты без единого пятнышка томатного сока на костюме, и, надо заметить, вовсе не потому, что промазали!

Спасло, по-видимому, то обстоятельство, что, порепетировав под душем, я вытерся насухо и вполне прилично оделся, да к тому же вовремя и благоразумно отказался-таки от намерения исполнить сочинения Леннона-Маккартни, хотя мне давно льстили внешней схожестью с Джоном (даже родная матушка как-то раз на фотографии приняла его за родного сына) и знаменитую «Girl» я исполнял довольно сносно. Просто уже лет пять, с того дня, как первый блокнотный листок утратил свою белизну под строчками о белизне первого снега, я имел возможность не беспокоить великих, как в Бозе почивших, так и поныне здравствующих, успешно исполняя стихи собственного сочинения.

С тех пор прошло ещё два раза по пять, и всё это время из моего жития на теперь уже, большей частью, специально подставляемую бумагу старых недописанных тетрадок по философии и технической механике просачивалась поэзия, «наконденсировавшись», в результате, на четыре книжки, вполне самодостаточные и прочувствованные, как те прожитые, самодостаточные и прочувствованные годы, сочинённые и проиллюстрированные жизнью, в которых, не смотря на отсутствие художественного вымысла, замысел всё-таки проявился: простой и ясный Замысел Божественного Творения, отражённый в отдельно взятой, но не отделённой от Целого обыкновенной человеческой душе, открытой, хотя бы иногда, великолепию сего Творения и жаждущей выразить сие великолепие всеми известными ей способами.

Как умеет, т.е. от всего сердца.